Музыкальное искусство Туркменистана

Нуры Халмамедов - бесценная жемчужина в сокровищнице туркменского искусства...

24 февраля выдающемуся туркменскому композитору Нуры Халмамедову исполнилось бы 64 года. Его творческое наследие президент Туркменистана Сапармурат Ниязов определил следующими словами: «Музыка Нуры Халмамедова является бесценной жемчужиной в сокровищнице туркменского искусства, его национальным достоянием».

Прошло более 20 лет, как Нуры Халмамедов ушел из жизни, но время все больше и больше приближает нас к его музыке. В годы независимости Туркменистана творчество композитора становится все более притягательным для нового поколения. Сегодня мы вновь и вновь вслушиваемся в прекрасные мелодии, размышляя над феноменом творческой личности композитора, открываем для себя много нового, ранее незамеченного, недооцененного.

Примечательно, что уже в первый год независимости государства президент Туркменистана Указом от 11 декабря 1991 года присвоил Нуры Халмамедову почетное звание «Народный артист Туркменистана» (посмертно).

На одной из встреч с творческими работниками страны Сапармурат Туркменбаши поделился своими драгоценными воспоминаниями о Нуры Халмамедове: «Как-то я был у него в гостях в скромной однокомнатной квартире. Он сыграл тогда мне «Кечпелек», другие мелодии. Я был покорен. Видно было, что этому человеку не нужны ни звания, ни деньги. Только музыка волновала его, занимала все его мысли и чувства. И он стал композитором мирового уровня, никому не уступая по масштабу своего музыкального гения».

43 года, отпущенные Нуры Халмамедову, это очень короткий жизненный путь, который был наполнен непрекращающейся работой творческой мысли, постоянным восхождением к духовным вершинам. Это был путь художника, подарившего миру необыкновенные по красоте и глубине, по искренности и правдивости музыкальные сочинения самых различных жанров. Музыка Нуры Халмамедова обращена ко всем и к каждому в отдельности, она заставляет думать и сопереживать, волноваться и восхищаться.

Задумаемся над некоторыми фактами творческой биографии композитора: в 19 лет он пишет свой первый романс, избрав для него одно из самых трагических стихотворений Махтумкули «Изгнанник»; в 22 года - быстро ставшую знаменитой пьесу «Звуки дутара»; в 23 года - не менее популярное сочинение - симфонические картины «Туркмения». В этих произведениях поражает все - и высочайший художественный уровень, и творческая зрелость, и удивительная естественность музыкальной речи, каждое слово которой наполнено живым дыханием, интонациями и ритмами родного музыкального языка. Редко кто из молодых авторов так смело брался за воплощение в музыке поэзии Махтумкули. Испытывая трепет перед самим именем великого классика, Нуры в каждой его строке понимал величие идей поэта, ощущал высшую красоту и совершенство его поэтического слога. Иначе не родились бы у композитора столь одухотворенные мелодии, пронизанные подлинно национальным звучанием. Основой для вокальной музыки Нуры Халмамедова становились также стихи Молланепеса, Кемине, других поэтов XIX-XX веков, среди которых наиболее часто встречается имя Курбанназара Эзизова, столь близкого композитору по духу и мироощущению. Во многих образцах мировой поэзии Нуры находил родственные его художнической натуре чувства и мысли. Так родились вокальные циклы на стихи Есенина «Персидские мотивы» и Гейне «Сердца людские». Отдаленные друг от друга географически, жившие в разные исторические эпохи, эти поэты оказались благодаря Нуры на туркменской земле, строки их поэзии получили новую жизнь.

В годы учебы в Московской консерватории рождается произведение «Звуки дутара» - уникальное по достоверности музыкального языка и близости к освященным веками народным музыкальным традициям. Посвятив его Мыллы Тачмурадову, композитор тем самым выразил свое преклонение перед высочайшим исполнительским искусством народного музыканта-бахши и проявил свое благоговение перед самим инструментом. Музыкальные строки этой виртуозной пьесы свидетельствуют о подлинно национальном характере музыкального мышления молодого автора. И в дальнейшем каждое сочинение Нуры наполнено драгоценными частицами дутарной музыки, и сделано это на редкость разнообразно, без повторений самого себя, каждый раз в соответствии с содержанием и жанровой направленностью произведения.

Фундаментальные знания мировой музыкальной классики, личные творческие пристрастия (Бетховен, Шуберт, Скрябин и другие композиторы) не только не мешали формированию собственного музыкального стиля, но помогали поиску своего индивидуального творческого пути. Симфонический оркестр для Нуры не был сочетанием чужеродных инструментов, в его музыке он зазвучал, «заговорил» на родном для композитора языке, стал послушным выразителем музыкальных идей, образующих прочную философскую систему, основанную на безграничности национальных художественных ценностей. Симфонические картины «Туркмения» - это вдохновенное, яркое эмоциональное сочинение, которое щедрый талант композитора наполнил красивейшими мелодиями, национальной ритмикой, народными инструментальными наигрышами. Без этой музыки сегодня невозможно представить нашу жизнь. Она излучает необыкновенно чистый, ничем незамутненный свет, она как горный воздух, она - сама душа народа.

В «Туркмении» и масштабной Симфонии композитор воспел свою Родину, он видел ее самым красивым, цветущим краем, в котором человек и природа сосуществуют в полной гармонии. Лаконичные и вместе с тем емкие по смыслу названия частей Симфонии («Пробуждение», «В садах Туркмении», «Светлый праздник») сегодня воспринимаются как пророческие.

Как художник и человек Нуры Халмамедов мучительно переживал страдания людей, что нашло отражение во многих его сочинениях. Струнный квартет «Памяти женщин и детей, замученных в фашистских застенках», вокально-симфоническая поэма на слова К.Эзизова «Памяти павших героев в Великой Отечественной войне», вокальный цикл на слова японских поэтов XX века «Недослушанные песни детей Хиросимы и Нагасаки» - в этих произведениях, несмотря на их антивоенную направленность, главным является историческая память. Здесь нет звукового изображения батальных сцен, борьбы - здесь только сострадание. И чем светлее музыка, как, например, в японском цикле - он весь пронизан солнцем, теплом, безмятежностью, тем трагичнее она.

Наследие Нуры Халмамедова - это необычайно богатый духовный мир, устремленный в Вечность. Это мир, вобравший в себя очень много - благоговение перед народной песней, восхищение искусством народных музыкантов, преклонение перед величием и мудростью классиков. Народное искусство, родная природа для композитора - первооснова всего духовного.

Творчество Нуры Халмамедова - это мощная духовная связующая нить между прошлым, настоящим и будущим туркменского народа.

Любовь НОВИКОВА.

Профессор Туркменской национальной консерватории.

Газета «НЕЙТРАЛЬНЫЙ ТУРКМЕНИСТАН», 24.02.2004 г.

ВОЛШЕБНЫЕ МЕЛОДИИ БАХШИ
ЗАМЕТКИ ОБ ИСКУССТВЕ НАРОДНЫХ МУЗЫКАНТОВ

Музыка для туркмен - это жизнь народа в звуках, правдивый и взволнованный рассказ о счастье и горе, радостях и страданиях, красоте души и чувств. Она лечит человека от ран и обид, успокаивает и вливает в него жизненные силы и энергию. Слушанию ее предаются серьезно, с чувством благоговения и восхищения, порой доходящего до экстаза.

Когда говорят о туркменском национальном искусстве, имеют в виду прежде всего игру на дутаре. Искусство пения и игры на дутаре народных музыкантов-бахши пользовалось в Туркмении во все времена особым почетом и уважением.

О том, кто из бахши приезжает, люди узнают заранее, чтобы тщательно подготовиться к встрече: продумать вопросы для беседы, место для торжества, угощение и благоприятную обстановку. Они расстилают на большой площадке ковер, в середине разводят большой костер, который освещает всех присутствующих, а в нескольких метрах от него раскидывают скатерть-дастархан и выставляют различные сладости, фрукты, чель-пек (тонко нарезанное жареное тесто) и другие угощения. Слушать бахши собираются до двух тысяч человек.

По мусульманскому обычаю, бахши носят особую одежду: дон (толстый халат на вате), тельпек (шапка из шерсти белого и черного баранов), белую рубашку, на ногах сапоги из мягкой кожи и широкие штаны, для того, чтобы удобно было сидеть по-турецки (айбогдаш). Они пьют воду, взятую из своего колодца, и пользуются своей посудой, перевозя ее с собой повсюду в неприкосновенном виде.

Бахши начинает петь в пять-шесть часов вечера и заканчивает в восемь-девять утра. Через каждые два часа он делает короткий перерыв (10-15 минут), во время которого пьет чай, разговаривает с людьми. Музыканта постоянно сопровождает помощник, который хорошо знает его привычки и вкусы. Так под нежные звуки дутара, оттеняющие сильный, экспрессивный голос певца, проходит вся ночь. Уже догорает костер, а музыка все льется и льется по степи. В ней шум леса, течение горной реки, разбивающейся о скалы, полет птиц и другие звуки живой природы.

Название дутара происходит от двух иранских слов: ду-два, тар-струна (двухструнный). Родственные дутару инструменты распространены в республиках и странах Средней и Передней Азии, на Кавказе: киргизская домбра, бухарский и хивинский тамбур, осетинский чонгур и т.д.

Выдающимся виртуозом игры на дутаре был Асгар Баллиев, который говорил, что каждый звук должен глубоко проникнуть в душу слушателя. Баллиев был великим музыкантом и исполнителем своего времени. Его сын Тиркеш Асгаров продолжил творческую деятельность своего отца, став известным виртуозом игры на дилли-туйдуке и дутаре. В своей поисковой работе в области музыки он открыл секрет древних мастеров, изготавливавших дутары. Дело в микроскопических канальцах, по которым в живом дереве перемещаются соки. В древесине современных инструментов эти поры закрыты, а в старинных - открыты. От состояния канальцев зависят резонансные качества дерева. Тиркеш разработал новый метод, сохраняющий поры открытыми. Тиркеша знают еще как хорошего мастера по настройке и ремонту дутаров. К нему съезжаются многие известные бахши, чтобы починить свой музыкальный инструмент, ведь не каждому мастеру удается с осторожностью хирурга вскрыть корпус инструмента. Одно неверное движение - и все может быть навсегда испорчено.

Позже он создал электродутар, в котором вмонтирован микрофон. Но искусством игры на этом музыкальном инструменте смогли овладеть не все туркменские бахши.

История туркменской музыкальной культуры овеяна глубокой древностью. Об этом свидетельствуют осколки гончарных рельефов IV-III вв. до н.э. С изображением угловой арфы и терракотовые статуэтки музыкантов, обнаруженные на территории древнего Хорезма, уникальная хорезмийская нотация ХII века, донесшая до нас музыку того времени, старинные народные легенды о происхождении музыкальных инструментов, в которых упоминаются имена Платона, Аристотеля, Пифагора, Александра Македонского...

До 1917 года в Европе мало знали о существовании туркменской музыки. Лишь в 1925-1926 годах были организованы две научно-этнографические экспедиции на юг и север республики под руководством В. Успенского, где была открыта самобытная музыкальная культура.

Результаты оказались ошеломляющими. Исследователи записали более 350 произведений бахши и исполнителей на дутаре и туйдуке и выдвинули гипотезу о том, что в современном Туркменистане сохранились остатки древнейшей музыкальной традиции IX-XI веков. Расшифровав хорезмийскую нотацию ХII века, В. Успенский обнаружил, что в ней зафиксированы мелодии, которые продолжают жить у современных бухарских музыкантов.

Самый древний музыкальный инструмент, дошедший примерно из III в. до наших дней, - оскар. Это духовой керамический инструмент, по звучанию похожий на флейту. Широкое распространение он получил не только в Средней Азии, но и в Индии, Пакистане, Иране, Афганистане, Казахстане и во многих других странах.

Немного позже был изобретен схожий с предыдущим музыкальный инструмент гопуз, оснащенный вибрирующим при игре язычком. Слегка придерживая его губами и одновременно манипулируя языком, музыкант извлекает необычный звук. Особенно популярен гопуз у женщин и детей.

Популярный струнный инструмент туркмен-гиджак (у казахов-кобуз, у народов Ближнего Востока-кеманча). В отличие от дутара, на нем играют с помощью смычка. У гиджака тонкий, жалобный, щемящий звук, за что его и прозвали восточной скрипкой. Однако по конструкции этот инструмент скорее похож на виолончель, так как у него есть шпиль, которым он упирается в пол. Гиджак редко используют как сольный инструмент. В ансамбле же он звучит колоритно и как бы расцвечивает тонкой шелковой нитью богатый туркменский музыкальный ковер.

Древняя легенда рассказывает о колдующей силе туйдука. Адам, вылепленный из глины, не имел души. Мелодичной игрой на туйдуке архангел Джебраил оживил его. В изобретении туйдука, по туркменскому народному поверью, большую роль сыграл черт. Одно из отверстий туйдука так и называется: шейтан-дешик (чертова дырочка).

В Туркмении до сих пор бытует древний ритуал приглашения гостей на торжество. Два туйдукчи становятся друг против друга, поднимают инструменты вверх и играют в унисон короткие попевки-возгласы. При этом они совершают магические круговые движения, напоминающие о былой связи этого ритуала с шаманством.

Еще более древними, чем музыка туйдука и дилли-туйдука, являются народные песни. Их поют, в основном, женщины и дети. По содержанию они oчень разнообразны и связаны с разными сторонами жизни народа. Матери убаюкивают детей колыбельными (хувди), дети поют во время игры; есть девичьи (ляяле), свадебные песни; трудовые, исполняемые во время тканья материи и ковров, доения верблюдов, при работе на ручной мельнице. Песнями могли даже околдовывать животных. Самые бешеные верблюды, когда слышали голос хозяина или хозяйки, сразу успокаивались. Они понимали друг друга, как дети родителей.

Большой популярностью пользуется национальный эпос-дестан. Это музыкально-поэтические сказания: сказки, легенды, предания, которые декламируются нараспев. В дестанах чередуется прозаическое повествование и поэтические фрагменты-стихотворения, которые поются под аккомпанемент дутара.

Большинство известных дестанов родилось на востоке и северо-востоке Ирана, владения которого в древности охватывали и территорию Средней Азии. Когда в VI -VII веках тюркские племена пришли на землю современного Туркестана, влияние иранской культуры по-прежнему оставалось очень сильным. Это, в частности, видно, из туркменского дестанного эпоса, впитавшего жанровые особенности древнеиранских дестанов. Однако туркмены сумели сохранить свою самобытную национальную традицию.

Известны два вида туркменских дестанов: тюркско-огузские («Шахсенем и Гарып», «Кер-оглы», «Саят и Хемра», «Зохра и Тахир», «Аслы и Керем») и с сюжетами персидского происхождения, почерпнутыми из литературы на языке фарси («Лейли и Меджнун», «Хурлукге и Хемра», «Шабахрам», «Мелике-Диларам», «Гуль и Санабур»). Первые опираются на сюжеты из мировой литературы, вторые основываются на легендах и сказках. Одним из интереснейших дестанов Хорезма (ныне Ташаузская область) является «Хурлукга и Хемра». Известно несколько его записей. Самый полный на сегодняшний день вариант записан от народного певца из Ташауза Назара-бахши (1938). В Хорезмской области живут разные среднеазиатские народы - туркмены, узбеки и каракалпаки. Вероятно, именно здесь складывался и развивался этот дестан.

Самобытность туркменской музыки выражается и в оригинальной манере пения. Певцы поют при большом напряжении голосовых связок и главным образом в верхнем регистре. Особенности природного рельефа (степи, пустыни, необозримые пространства) и кочевого образа жизни выработали у туркмен привычку громко разговаривать. Отсюда и громкое пение, резко контрастирующее с тихим, нежным звучанием дутapa.

У туркменских певцов есть несколько особых приемов вокального искусства. Наиболее своеобразный из них секдирмек - пение с необычно исполняемыми форшлагами, своего рода иканиями. Этим сложным приемом владеет далеко не каждый исполнитель. Наибольшее распространение получил он у йомудов, живущих в Ташаузском велаяте. Пение их напоминает речитатив с частыми выкриками и вздохами. У соседнего с ним племени чаудыров, населяющих Порси, еще более необычна для европейского уха манера пения – «алкым сес», что означает «петь хриплым голосом».

Ташаузский велаят и поныне славится своей музыкой и певцами, бережно передающими из поколения в поколение богатые музыкальные традиции прошлого. Когда наступает вечер, в развалинах слышится тихая музыка. Никого там нет, и никто не играет, но старинные мелодии льются, шелестят и звенят, и непонятно откуда они. Народное поверье говорит, что это - музыка, летящая к нам из пучины времени. Древняя земля Хорезма так богата и полна мелодиями, что даже небольшая горсть земли поет и играет.

21.05.02
Какажан АСГАРОВ. Поэт и журналист. Москва. © TURKMENISTAN.RU

В МОСКВЕ ХРАНИТСЯ ТУРКМЕНСКИЙ ДУТАР

В постоянной экспозиции «Музыкальные инструменты народов мира» Центрального музея музыкальной культуры имени М.Глинки в российской столице представлены и все основные инструменты, распространенные на территории Туркменистана. У каждого из этих инструментов – своя судьба. К сожалению, большинство имен мастеров неизвестно.

Особенно долго рассматриваю старый дутар. Ему более 100 лет. В 1875 году этот дутар изготовил уста Хуммет из нынешнего Гекдепинского этрапа. Неспроста добавил народ к имени этого человека уважительное слово «уста», что значит «мастер»: Гекдепинская земля всегда славилась и своими музыкантами, и мастерами, оживляющими мертвое дерево.

Только в руках настоящих мастеров – уста, а затем и музыкантов – дутарчи, певцов – бахши мертвое дерево тута вновь оживает и превращается в музыкальное чудо – дутар, являющийся символом туркменской национальной культуры… А музыка в Туркменистане издавна неразделима с поэзией. Шелестит ли ветер в листве тутовника или руки бахши коснулись струн дутара, но стихи и звуки слились в песню. Летит эта песня птицей над просторами Туркменистана. Много лет летит. От сердца к сердцу.


Вот стою в музейном зале. Мысль рисует твой портрет.
- Ну, каким же, ну, каким ты, мастер был – уста Хуммет?!
За стеклом витрины вижу дело рук твоих – дутар.
- Расскажи, какие песни пел, бывало, сазандар?
Кель-бахши по этим струнам, может, прежде ударял?
Полукруг, внимая, слушал, одобрительно кивал…


Во время одной из моих поездок в Гекдепинский этрап земляки уста Хуммета рассказывали мне, что каждый из его детей тоже выбрал себе дело по душе. И хотя они занимались другими ремеслами, но унаследовали от отца чувство ответственности, профессиональную честь. И поэтому их тоже называли уста.

В годы Великой Отечественной войны роду уста Хуммета, как и сотням их земляков, довелось защищать в то время общую нашу Родину – Советский Союз. Возможно, потомкам мастера и не было известно, что один из дутаров, изготовленных их предком, хранится в самом сердце страны, в Москве, к которой рвались ненавистные враги.

Но заиграл вдруг Дутар, словно очнувшись от глубокого сна. Его мелодию, зовущую на подвиг во имя высокой цели, услышали потомки уста Хуммета, услышали все сыны Туркменистана. И долг свой перед Родиной с честью выполнили. Саг бол, старый дутар! Спасибо тебе, Хуммет, замечательный туркменский мастер!

05.01.01

Николай ГОЛОВКИН

TURKMENISTAN.RU

Волшебный баритон
/26.01.07/

Кто в нашей стране не знает чудного голоса народного артиста Туркменистана Атагельды Карьягдыева? Ощущение, которое испытываешь всякий раз, когда раздается его голос, можно сравнить с тем, как в темноте неожиданно вспыхивает факел, ошеломляя своей яркостью. Однако мало кому известно, что певец, ставший гордостью музыкальной культуры Туркменистана, мог бы вовсе не состояться, если бы не «досадный» случай из его биографии.

А дело было так. Парнишка из периферии после окончания восьми классов отправился в столицу с желанием поступить в …художественное училище. Атагельды Карьягдыев действительно намеревался стать художником и по всей вероятности стал бы, если б не опоздал к началу приемных экзаменов. Вот так. Судьба как бы заведомо приберегала для нас певца и воспользовалась этим случаем. Но не трудно представить, как расстраивался юноша, возвращаясь домой ни с чем.

А в свой второй приезд, после окончания 10 классов, Атагельды Карьягдыев подал документы уже не в художественное, а в музыкальное училище и был принят на вокальное отделение.

В семье Карьягдыевых отец рано ушел из жизни, и шестеро сыновей воспитывались под опекой мамы. По мужской линии в их роду всегда было много певцов-бахши, и мама Атагельды Карьягдыевича никак не могла понять, зачем ее старшему сыну непременно надо учиться. Есть от природы красивый голос, ну и хватит. Но как признается сам Атагельды Карьягдыевич, в то время и он не очень-то любил оперные арии, другое дело народные песни.

Но, попав к прекрасным педагогам Нуры Мередову и Айдогды Курбанову, Атагельды Карьягдыевич уже со второго курса начал успешно выступать по телевидению.

- Во время учебы в училище я познакомился с гениальным туркменским композитором и замечательным человеком Нуры Халмамедовым, - вспоминает Атагельды Карьягдыев. – Случилось это так. Однажды, когда я разучивал с концертмейстером песню «Ашхабад», к нам в аудиторию вошел небольшого роста седоволосый мужчина.

- Ты очень хочешь петь эту песню, братишка? – спросил он, а концертмейстер сразу же уступил ему место за роялем. – Эту песню я специально написал для тебя.

Только тогда я догадался, что это – сам Нуры Халмамедов. Наше знакомство стало чрезвычайно плодотворным. Я стал первым исполнителем романсов Нуры Халмамедова, написанных на стихи Махтумкули и других туркменских классиков. А чуть позже я познакомился с Курбанназаром Эзизовым, и известный поэт с легендарным композитором пишут для меня трехчасовую вокально-симфоническую поэму «Памяти героев войны». Это было потрясающе! Море огней, мощный напор скрипок, виолончелей, туркменских народных инструментов и я, учащийся музыкального училища, - солист огромного хора.

Следом на экраны вышел телевизионный фильм «Созвучие» о композиторе Нуры Халмаммедове, поэте Курбанназаре Эзизове и певце Атагельды Карьягдыеве. Я чувствовал себя на вершине счастья. Радио и телевидение часто транслировали поэму «Памяти героям войны». Это было блистательным началом моей карьеры, о котором я даже не мог мечтать.

И тем не менее, приехав по направлению в Московскую консерваторию им. П.И.Чайковского, я поступил лишь на двухгодичное подготовительное отделение. Но я уже знал, что значит учиться у мастеров пения, и считал, что мне очень повезло, если не говорить о том, что я нестерпимо тосковал по Родине, моим друзьям и родным. И когда узнал, что в ГИТИС, находящийся по соседству с консерваторией, приехали абитуриенты из Туркменистана, тут же помчался поприветствовать своих земляков. Мой порыв был вознагражден: одна из абитуриенток - Огульбике Реджепова, ныне артистка Главного драматического театра Туркменистана, стала моей супругой.

С 5 курса меня призвали на службу в армию, которую я проходил в Самарканде. Я сильно отличался от других парней-сослуживцев. К тому времени мне было уже 26 лет, я был отцом, студентом московской консерватории. Однажды во время строевой я услышал команду – «Рядовой Карьягдыев, выйти из строя! За-пе-вай!». Я испытал при этом ошеломляющее чувство – петь под команду мне еще не приходилось…

После окончания московской консерватории я вернулся в Ашхабад, а через два года мне предоставили двухгодичную стажировку в Большом театре. Это было подарком судьбы. Я работал на одной сцене со знаменитостями мирового уровня. И находясь в среде кумиров, я сколько мог впитывал, внимал, учился. На сцене Большого театра я исполнил арии из «Севильского цирюльника», «Травиаты», «Иоланты». И все же, когда я исполнял произведения Нуры Халмамедова, профессура Большого театра признавала – мне лучше удается национальный репертуар. По утверждению специалистов, я вносил в академическую окраску звука национальный колорит.

Атагельды Карьягдыев – счастливый человек. Успеху, который рано пришел к нему и до сегодняшнего дня не покидает, способствовали не только исключительные вокальные, артистические и внешние данные, но и колоссальный труд, желание учиться, работать. Казалось бы, все, о чем может мечтать артист, сбылось. Но судьба неожиданно преподносит еще одно незабываемое событие. Это произошло в Амстердаме, где состоялся концерт Атагельды Карьягдыева вместе с певцами Довлетом Нургельдыевым и Тиркешем Матназаровым. Лучшие баритон, бас и тенор туркменской земли привели в восторг голландскую публику.

Тамара ГЛАЗУНОВА