Дореволюционная Закаспийская область

Интересной темой является жизнь в Закаспии в конце 19 - начале 20 века. У кого есть какие-то материалы, публикуйте, пожалуйста!

Вот нашлась такая фотография. Это Закаспийкий областной музей и библиотека с читальными залом.

Вот такими были ашхабадские улицы чуть ли не до 50-х годов 20 века. Пыль была просто жуткая, ее поднимал малейший ветерок. Она проникала везде, от нее не было спасения. Сейчас, живя среди великолепных фонтанов и парков в городе с великолепными площадями и автострадами, мы уже забыли что такое был старый Асхабад...

Статья из журнала "Нива"

На пути в Индию.

Н.Н. Каразин


Нива. 1888. № 38-40, с. 940-941,943,964-965,967,988-990.


Прорвавшись победоносно сквозь первую линию песчаных преград, дюнную полосу Каспийского прибрежья, полотно дороги, прямою линиею стелется по совершенно ровной долине, паралельно хребту Копет-Даг. На пространстве более пятисот верст нет ни сколько-нибудь значительных подъемов, ни поворотов. Вправо от дороги путешественник, на всем этом пути, любуется красивыми очертаниями горного хребта – слева, бесконечно сливаясь с синевою горизонта, залегла степь, тянущаяся вплоть до левого берега Аму. Почва солонцевато-глинистая, но уже с значительною примесью плодотворного леса, так называемого желтозема. Близость гор, не превышающая от полотна более восьми верст расстояния, и обилие у подножия и в самых недрах Копет-Дага – родников, дает возможность снабжать железнодорожные станции превосходною водою, идущею по трубам напором. У большинства станций устроены фонтаны, бьющие довольно высоко а вокруг них обширные резервуары. Красивые постройки станционных зданий и казарм, окруженные еще молодыми садиками и плантациями, уютно ласкают глаз, придавая когда-то мрачной, кишащей разбоями равнине вид уюта и культуры. Зимовки тюркменов сгруппировались по близости станций; их стада пестрят зеленые скаты горных подножий; под закоптелыми, черными сводами войлочных кибиток, приветливо вьются дымки довольства и мира; а по железу дороги гулко гремит железо колес, бесконечно в даль несется веселый свисток паровоза и длинною лентою клубится и стелется по степи победоносный пор, тревожа табуны верблюдов, нагоняя панику на многочисленные овечьи отары.

Участок дороги до первого большого административного пункта, до города Кизыл-Арвада, выстроен много раньше, еще во время экспедиции Скобелева, а потому участок этот отличается более жилым, установившимся характером. Переход тюркмен от вольной хищнической жизни, к мирным занятиям земледелием, здесь заметен гораздо резче чем далее. Там и сям, по близости зимовок, вы видите уже обширные запашки пшеницы и ячменя и зеленеют поля сеянных кормовых трав. Появилось уже колесо, мало-по-малу вытесняющее примитивный вьючный способ транспортировки. Но здесь кочуют пока еще беднейшие роды. Богатые роды Мерва и Теке, значительно далее, групируются по бассейнам рек Мургаба и Теджена.

Станция за станцией остаются позади, поезд несется по превосходному, ровному полотну дороги; впереди уже синеет полоса садов и ярко белеют на солнце городские здания, - это Кизыл-Арвад, когда-то очень недавно, жалкая первобытная крепостца с несколькими сотнями кибиток – теперь, прекрасный удобный город, раскинувшийся почти на двухверстном расстоянии.

Кизыл-Арвад – это главный административный пункт Закаспийской железной дороги; здесь сгрупированы первоклассные мастерские и резиденция управляющего дорогою; улицы города большею частью шоссированы, освещаются на ночь фонарями, а местность у станции, даже электричеством. Дома очень красивы, опрятно окружены садами, прекрасные русские и туземные базары, где вы можете запастись всем необходимым для жизни, военный клуб, лазареты и первоначальные школы; и все это, в какие-нибудь пять шесть лет, возникло в силу культурной энергии, словно по мановению волшебного жезла.




Характер местности за Кизыл-Арвадом тот же, только на половине пути, у станции Бохардема находится весьма интересное явление природы, которое всякому проезжающему посмотреть обязательно: это бохардемское подземное озеро, всего в часе езды от полотна дороги.

Спустившись не глубоко, около ста футов, мы очутились в грандиозном сводчатом зале слабо освещенном, словно из слухового окна, голубоватыми лучами денного света из входного отверстия. В глубине этого зала видно начало широкого извилистого корридора – там уже царит полный мрак; и проводник занялся приготовлением нефтяных факелов. Скоро красное пламя осветило причудливые изломы каменных арок, забегало на острых ребрах выступов и отдаленных групп, и по мягкому сыпучему грунту (вековые залежи голубиного помета) мы начали спуск в нижние ярусы. Воздух здесь тяжелый; душный, пропитанный серными испарениями.

Через несколько минут утомительного спуска вы на берегу озера; это довольно большой бассейн серной воды, прозрачной как кристал, невозмутимо покойной, без всплеска, без движения... Фантастическую, полную чарующей прелести, картину представляет это подземное царство мрака и покоя, нарушаемого только противным писком множества летучих мышей и их беззвучным полетом.

В горах Копет-Дага тюркмены занимаются охотою на джейранов (род антилопы) и кабанов, которые стадами спускаются опустошать хлебные поля. Кроме того, фауна гор очень богата. Особенно разнообразны виды пернатых хищников; в степях встречается множество черепах, змей и колосальных ящериц, достигающих до трех аршин длины. В солонцовой почве несметное количество отвратительных фаланг, особенно их много на участке дороги именно у бохардемской станции. Укушение их хотя и не смертельно, но сильно болезненно, сопровождается припадками удушья и судорогами; впрочем, в особенно жаркое время, в июле месяце, бывали и более печальные исходы, но странное дело, не смотря на это обилие фаланг, случаи укушения чрезвычайно редки и мер предосторожности не принимается ровно никаких; полураздетые туземцы спят прямо на земле и часто утром видят под собою раздавленных во сне отвратительных насекомых.

Не доезжая семидесяти верст до Асхабада, расположена старая тюркменская крепость Геок-Тепе, центр текинского рода, громадная, четвероугольная, обнесенная полуразмытыми дождем, глинобитными стенами, свидетельствующими о геройской обороне тюркмен, не устоявших таки против мужества атакующих. Здесь, в Геок-Тепе, решалась судьба всех тюркменских родов и их дальнейшая будущность. Пали эти гордые твердыни – и все остальные роды, а за ними богатый Мерв уже добровольно вошел в состав России, дав слово на вечную верность “Ак-Падишаху” Белому царю.

Станция Геок-Тепе, расположенная у самых стен, еще сохранила следы страшного взрыва и артиллерийских брешей, следы осадных работ и холмики могил павших героев; еще две-три станции – и Асхабад, столица Закаспийской области. Наш рисунок представляет часть горда, прилегающую к железнодорожной станции. Правее вы видите красивое здание вокзала, за ним сараи для локомотивов и мастерские, прямо, a vol-d’oiseau, дома станционных властей, меж ними бассейн с фонтаном, левее начало города. На месте прежнего Асхабада уже были довольно густые, тенистые сады тутовых и фруктовых деревьев, которые и вошли в состав центральной части города. В Асхабаде расположены войска Закаспийской области, это центр военного управления края и резиденция командующего войсками. Здесь же сооружены и монументы павшим ставропольцам и артиллеристам, большая походная церковь и около базар, на котором торгуют русскими, а главное восточными товарами. Торговое население преимущественно армяне, татары и персы, не смевшие прежде сюда показать даже кончика своего носа. За Асхабадом, в расстоянии всего двенадцати верст, у самой дороги живописно раскинулись древнейшие развалины Анау, где лучше всего сохранилась старая мечеть, с причудливыми арабесками из майолики на лицевом фронтоне, памятник старого персидского искусства. Далее полотно дороги постепенно меняет свое направление к северо-востоку. Мало-по-малу удаляясь от Копет-дагского хребта, пересекая долины рек Теджена и Мургаба, синяя зубчатая гряда гор постепенно исчезает в тумане и через девять часов пути вы пересекаете Теджен, царство охоты, и поезд приходит в Мерв, изменившийся с начала нашего владычества до неузнаваемости. Прежний тюркменский Мерв, тоже, что и Геок-Тепе, только в несравненно выгоднейших условиях жизни. Обилие воды, богатая растительность, плодоносная почва, в сто раз вознаграждающая человека за его труды, а главное узел важнейших караванных путей, делали его одним из первоклассных пунктов всей закаспийской страны. В данное время город (русский Мерв) расположен на обоих берегах Мургаба: на правом – железнодорожная и торговая часть, на левом – административно-военная. Город вырос всего в три года – и как вырос! Глядя на эти красивые чистенькие здания, кокетливо прячущиеся в группах садов, эти кипящие жизнью рынки, снующие поезда, коляски извощиков, вывески различных магазинов и лавок, вы совершенно забываете, что еще так недавно здесь только группировались полудикие кибитки варваров и царил произвол ножа и виселицы.



...На громадные расстояния тянутся развалины еще древнейшего Мерва – Байрам-Али, раскинутые на низменной местности, изрезанной следами когда-то богатого, искусно устроенного орошения. Фантастическую картину, особенно ночью представляет железнодорожный поезд, стремительно мчащийся над этими молчаливыми развалинами, свидетелями страниц отдаленнейшей истории Востока. Самая замечательная из развалин, это мечеть Султан-Санджар, изображенная в полукруге на нашем рисунке в № 39, стр. 965. За Байрам-Али вы уже в преддверии песков, пустыни смерти. Эти пески, прорываясь между бассейном Мургаба и Аму, тянутся почти вплоть до левого берега последней, оставляя только узкую береговую полосу зелени, результат вековой усидчивой борьбы земледельца, но уже земледельца не тюркмена, а вечно оседлого, культурного таджика. Первые пески начинаются через две станции после Байрам-Али, наивысшее развитие их достигает у станции Репетек...

Для энергического строителя дороги эти пески представляли ряд невозможных, казалось, непреодолимых трудностей. Основываясь на точном и полном изучении законов движения песка (труды главным образом нашего известного ученого геолога и путешественника И.В. Мушкетова), найдены были и средства противодействия. Кроме того, обширные рассадники растений, специально растущих в песках, не требующих поливки, прекрасно организованные на главнейших песчаных станциях, дающие материал для засадок, живых изгородей, заслонов, неусыпная бдительность надзора – все взятое вместе дало победу над этим препятствием и провело ленту железных рельс прямо к берегам Аму-Дарьи, к цветущему, роскошному оазису Чарджуйского берега.

Под влиянием жгучих лучей южного солнца, продолжительного жаркого лета, при необычайном плодородии лессовой почвы, капля воды производит чудеса растительной силы; но дайте почве эту каплю, - если же ее нет, та же сила убьет всякую жизнь, превратив все в одну мертвую, сожженную солнцем пустыню. Поэтому границы культурных зеленых оазисов очерчиваются чрезвычайно резко, особенно это заметно при въезде в оазис Чарджуя. ...Вас с первого раза приятно поражает вид пароходных мачт и труб, оживляющих широкую, многоводную реку.

Здесь жизнь кипит ключом – всюду толпы рабочих персов и солдат... Это среднеазиатское “Чикаго”, временная резиденция самого строителя дороги...

У пристани левого берега стоят два красивые, совершенно новенькие парохода: “Царь” и “Царица”, предназначенные для плавания вверх по реке до Керки (и даже Келифа) и вниз до Петрово-Александровска. ...У самого берега на причалах, вытянулись громадные бухарские и хивинские каики, со своими оригинальными кормами и носовыми частями. ...Обилие тени, прекрасная вода, дешевизна произведений почвы и их разнообразие делают жизнь в Чарджуе вполне сносною и комфортабельною даже для маленьких хозяйских бюджетов; семейные элементы пришлого населения поэтому поощряются и господствуют.

По ту сторону Аму-Дарьи тянется снова не широкая полоса мертвых песков Каракуль, отделяющая бассейн Аму от бассейна Заравшана; здесь снова повторение борьбы искусства с мертвою силою природы – и затем уже вплоть до самого Самарканда дорога идет по непрерывному цветущему оазису Заравшана, минуя Бухару, пересекая Ката-курган и остановившись наконец у самых стен древнейшей столицы Тамерлана, средне-азиатского мусульманского Рима.

...В Ката-кургане поезд вступает уже снова в наши владения, закрепленные за нами со времени бухарского похода 1868 года и покорения Самарканда Константином Петровичем Кауфманом, которому не довелось дожить до этого времени, не привел Бог полюбоваться плодами его благотворной, административной деятельности.

Текинские инженеры

Нива. 1889. №41, с. 1013, 1026.


Забота о хлебе насущном в средне-азиатской низменности, где почти вовсе не бывает дождя, заставила население во что-бы то ни стало изыскать искусственное средство для орошения полей, и этот вопрос еще в глубокой древности был разрешен с изумительным успехом в Фергане,– колыбели хлебопашества, как называет ее проф. Миддендорф, давший нам прекрасные исследования этой области Туркестанского края. Оттуда, по всей вероятности, текинцы Ахала и Мерва позаимствовались основными началами ирригации и приспособили их к местным условиям. Две реки наших новых владений в Азии, Мургаб и Теджен, были обращены ими в оросительные каналы и, путем последовательных гидравлических работ, были выведены из своего естественного русла на более высокую линию, давшую возможность пользоваться более широкими уклонами для орошения лежащих на нем полей и плантаций.

Особого внимания в этом отношении заслуживают по своей оригинальности запруды, или плотины, устраиваемые этими инженерами крайне быстро и дешево. Быстрота течения названных рек, берущих свои воды в довольно высоких горах, казалось-бы, сильно должна была мешать этим работам, но текинцы ухитрились – и это кажущееся препятствие сослужило им незаменимую службу. Плотины устраиваются в виде пробки таких размеров, какие требуются шириною и глубиною реки. Эта пробка сворачивается на берегу из камыша и колючего кустарника при помощи поперечных канатов из того-же материала. Когда пробка готова, один конец ее, нижний (по течению реки), прикрепляется кольями к берегу, другой опускается в воду и, попадая в быстрое течение, относится к противоположному берегу, двигаясь на прикрепе, как на шарнире. На другом берегу устроена тоже прикрепа, в которую и упирается свободный конец пробки и закрепляется рабочими окончательно. Раз концы этой пробки укреплены, река доделывает плотину уже сама собою, благодаря глинисто-песчаному грунту русла: поднятый быстрым течением песок заполняет пробку до степени полной непроницаемости, и плотина готова. Надо заметить, что все эти работы производятся всем населением, представляя собою вид обязательной натуральной повинности, и надо видеть порядок, какой царствует в тысячной иногда толпе, управляемой немногими распорядителями этих работ, так-называемыми арык-аксакалами.

РУКОПИСЬ ГЕНЕРАЛА ИГНАТЬЕВА


Осенью 1999 г. в Москве работала научная экспедиция в рамках проекта «История туркмен в архивах России». В ходе этой работы в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), в фонде русского дипломата Николая Павловича Игнатьева был обнаружен микрофильм рукописи под названием «Некоторые заметки о Хивинском ханстве». Дата в рукописи не указана, но сам фонд датируется 1832 – 1908 гг. Судя по ряду косвенных указаний, а также по тому, что генерал Н.П.Игнатьев закончил свою карьеру именно в Хиве, можно предположить, что его «Заметки…» написаны примерно в начале ХХ века.

Скорее всего, ранее рукопись была неизвестна исследователям Туркменистана, а тем более широкому кругу читателей. В связи с тем, что недавно исполнилось 100 лет со дня образования Закаспийского кружка любителей истории Востока, хотелось бы обратить внимание на данную рукопись, отдавая дань уважения первым исследователям нашей истории.

Надо отметить, что после завоевания Центральной Азии Российской империей пионерами востоковедения, нумизматики, археологии стали, естественно, офицеры царской армии. Не был исключением и генерал Н.П.Игнатьев, который оставил после себя множество рукописных работ по истории Персии и Хивы.

Рукопись, о которой идет речь, - небольшая по объему (32 страницы). На основе собственных наблюдений Н.П.Игнатьев рассказывает о составе и количестве населения Хивы, в том числе и о туркменах. Говорится о сложных взаимоотношениях туркмен с правителями Хивы, о сословиях, должностных лицах ханства, о количестве войск, хозяйстве, торговле Хивы с Россией, Бухарой, Персией, Афганистаном.

Приведем некоторые выдержки из рукописи, касающиеся туркмен Хивы.

«Население Хивинского ханства состоит из Узбеков и Сартов и, собственно, хивинцев, всего около 500 т. душ, и переселенных Мохамед Рахим Ханом Ямшидов или Джемшидов – 3 т., сверх того обитают в Хивинском ханстве: Каракалпаки – 15 т., Туркмены – 10 т. и Киргизы – 10 т. … Часть Туркмен – Чаудуров и Ямудов, оставшихся в Ханстве, полукочующие; они живут около крепости Бента, близ запруженного древнего русла Амударьи, у Кунеургенча и в степи между Хазар-Аспом и Кунеургенчем, а также в степи верстах в 30-ти от сего последнего города; а Каракалпаки и Киргизы около Кунграда и Ходжэили… Туркмены, родов: Ямуд, Игдыр, Мурунджик и Чаудур, которые ушли в Астрабадские степи, к Мерву и в Бухарские владения, часть бывших прежде в Хивинском ханстве Каракалпаков и Киргизов также удалились в свои степи и к своим родам, под русское управление. Мерв также отделился от подданства Хивы. В Хиве, по смерти Рахим Кули Хана властвовали: Мохамед Амин, который ханствовал 9 лет и был убит в Мерве Сарыкскими Туркменами. После него – Абдулла Хан, который царствовал только 6 месяцев; он вышел с войском наказать взбунтовавшихся Туркмен и был умерщвлен ими. Потом, в продолжении 20 лет был Ханом Мамед Рахим. В его царствие (в 1855 г.) пришли в Хиву 3 т. Туркмен под предводительством Бия и вошли в город. Бий со 100 челов. конвоя, под предлогом поклониться Хану прошел во дворец. Во время приема Туркмены вдруг бросились на Хана и умертвили его с 7-ю сановниками, находившимися при нем».

По-видимому, здесь Н.П.Игнатьев рассказывает о событиях, истинная подоплека которых такова. С 1851 по 1855 гг. хивинский хан Мухамед Эмин совершил на туркмен Мервского и Серахского оазисов 5 военных походов, разоряя селения и вытаптывая посевы. В конце концов, 12 марта 1855 г. хивинские войска были наголову разбиты текинцами Серахса под руководством Говшут-хана, причем в бою погиб сам Мухамед Эмин. Чтобы пройти обратно в Хиву, остатки хивинских войск заплатили туркменам выкуп в 150 тысяч туманов и сдали артиллерию. Победа туркмен послужила толчком для того, чтобы Мерв и Ахал полностью стали независимыми, а гоклены, насильно приведенные в ханство Мухаммед Рахим-ханом, полностью покинули пределы Хивы и переселились на свои старые места.

Йомуты, которые составляли основную военную силу ханства, развернули борьбу за лучшие земли, воду, привилегии. В 1855-1856 гг. они физически уничтожили двух ханов – Абдулла-хана и Кутлуг Мурада. На престол сел Сеид Мухамед-хан.

«Хан старается всеми силами привлечь к себе в подданство воинственные племена, - писал Н.П.Игнатьев о Сеид Мухаммед-хане, - в особенности, Каракалпаков, Киргиз и Туркмен и тем усилить свое влияние. Войска в Хиве: пехоты 560 человек, набранных из невольников Персиян и части из отдававшихся в солдаты за дурное поведение сартов, узбеков и проч. Конницы из Хивинцев, Узбеков и Туркмен считается по описи 20 т.».

Рассказывая далее о хозяйстве Хивинского ханства, землепользовании, торговле, Н.П.Игнатьев отмечает: «Кочующие Туркмены и Киргизы имеют много скота, как-то: верблюдов, лошадей, коров, овец и проч., который прокармливается подножным кормом в степях и камышах; впрочем, и у кочевников этих рабочий скот кормится дома. Кочевники эти возят на верблюдах своих тяжести всюду, даже в Россию, и они охотно это делают, в особенности когда провозные цены возвышаются; они отдают верблюдов своих на тех же условиях на каких возят тяжести наши Киргизы».

К слову, туркмены в ханстве не являлись кочевниками, лишь часть их занимались отгонным скотоводством, но большинство туркменских племен имели земельные наделы, которые хан выделял им за военную службу.

В целом, рукопись генерала Н.П.Игнатьева – довольно оригинальное произведение и заслуживает внимания всех, кто интересуется историей родного края.

Paragon пишет:

Вот нашлась такая фотография. Это Закаспийкий областной музей и библиотека с читальными залом.

Прекрасно помню это красивое здание. Мне довелось видеть его в детстве - в конце 1950-х - начале 1960-х годов.
Потом здание музея и библиотеки снесли: мол, аварийное, после землетрясения реконструкции не подлежит.
Если не ошибаюсь, прямо за этим зданием - уникальный памятник А.С.Пушкину, который мы, ашхабадцы, очень любили и гордились им.
Закладка камня на месте будущего памятника была в 1899 году по случаю общероссийских торжеств, посвященных 100-летию со дня рождения великого русского поэта. Торжественое открытие и освящение памятника состоялось в 1901 году.
Хорошо бы увидеть (для сравнения) две фотографии - памятника А.С.Пушкину в Асхабаде и памятника А.С.Пушкину в Ашхабаде.
Николай Головкин,
член Союза писателей России

"Голубые дали Азии" Василия Яна

Популярный среди разных поколений читателей СССР В.Ян любил повторять пожелание Саади:
«Тридцать лет я учился, тридцать лет странствовал и хотел бы тридцать лет писать!».
Примерно так, по словам сына писателя – Михаила Васильевича Янчевецкого, и получилось:
«Он прожил очень разнообразную и активную жизнь, которой одной могло бы хватить для нескольких иных биографий».
Исключительную роль в жизни и творчестве писателя сыграл среднеазиатский период, который стал поистине «кладовой впечатлений», своеобразной колыбелью рождения знаменитых исторических романов о «монгольском ура-гане» – «Чингиз –хан», «Батый», «К последнему морю».

Василий Янчевецкий родился в Киеве в 1875 году, юность провел в Ревеле (Таллине), где его отец, известный знаток классической древности, историк и переводчик, был директором мужской гимназии. От него будущий писатель унаследовал любовь к истории. По воспоминаниям В. Яна, отец был перево-дчиком многих греческих авторов: Ксенофонта, Геродота, а также Гомера, ко-торого несмотря на переводы Гнедича и Жуковского, переводивших с немецко-го, он самостоятельно перевел прямо с подлинника. Именно знаменитая «Одиссея» Гомера была в детстве самой любимой книгой Василия Янчевецкого и во многом определила его жизнь. Писатель-романтик признается, что приключе-ния смелого и хитроумного Одиссея вызывали в нем желание путешествий и скитаний по свету.
«...13-летним мальчиком я даже бежал однажды на корабле, в надежде увидеть сказочные далекие страны, но был пойман и водворен обратно, дав слово родителям не пускаться более ни в какие странствия, не получив высшего обра-зования», – читаем в воспоминаниях писателя.
Но страсть к путешествиям у юноши осталась. Когда Василий Янчевецкий окончил в 1897 году историко-филологический факультет Петербургского университета, эта страсть «вспыхнула с новой силой, увлекая к далеким горизон-там, в неведомые страны», где он мечтал «увидеть необычайных людей».
«Я решил выполнить свою давнишнюю мечту – отправиться бродить пешком по России, изучая фольклор, быт, язык и нравы народа»,
В крестьянской одежде, с котомкой за плечами он «бродил по России два года, побывал во многих губерниях».
«Я видел множество удивительно интересных людей и тут я изучил простой русский народ, я понял его душу, его щедрость, его терпение».
Свои путевые заметки Янчевецкий посылал в газеты и скромный гонорар за них помогал ему продолжать скитания.
Результатом «хождения по Руси» явилась книга «Записки пешехода» (1901). И все же Василий Григорьевич пока не думает полностью посвятить себя писательскому труду. Перед выходом своей первой книги он успевает совершить еще одно путешествие – «чтобы увидеть Европу». В 1899-1900 годах Василий Янчевецкий работает корреспондентом Петербургской газеты «Новое Время» и «Ревельских известий» в Англии. Южную часть Туманного Альбиона он объехал на велосипеде. «В Лондоне, – вспоминал писатель, – я работал в замечательной библиотеке Британского Музея и там впервые читал запрещенные в то время сочинения Герцена. Тоска по Родине заставила меня вернуться, но вскоре я предпринял новое путешествие, на этот раз на Восток, в Среднюю Азию».

Поездке на Восток предшествовало письмо, которое Василий Янчевецкий получил в Лондоне от своего старшего брата Дмитрия, уже известного востоковеда-журналиста. Он советовал ему заняться изучением Азии, предлагал свою помощь. И вот в конце 1901 года страстный романтик и путешественник, вернувшись в Россию, выезжает поездом в Баку, а оттуда пароходом в Красноводск. Спустя почти полвека писатель так опишет эту первую встречу с Закас-пием, где были задуманы ( и частично осуществлены) его новые и, может быть, самые важные в жизни путешествия – по «Голубым далям Азии»:
«Меня поразили необычайно нежные тона песчаных отмелей, пологих гор и моря – светло-розовые и бирюзовые... Близ скалистого берега плыли узкие черные рыбачьи лодки под ромбической формы парусами... Пароход причалил в Красноводске, бывшем тогда совсем небольшим поселением. У лавок стояли, держа на поводу коней, туркмены в красных полосатых халатах и очень высоких мохнатых папахах... Поезд медленно повез меня мимо невысоких гор... Стоя на площадке вагона, я то смотрел на лиловые тени гор, то не мог оторвать взгляда от разворачивавшейся с другой стороны поезда бескрайней панорамы пустыни...»

Он встретил новый 1902 год в Асхабаде (ныне столица Туркменистана – Ашхабад, где одна из улиц носит имя писателя). 14 января поступил на службу в администрацию начальника области генерал-лейтенанта Д. И. Суботича. Вот так описывает Василий Григорьевич центр Закаспийской области:
«Это был маленький, чистенький городок, состоявший из множества глиняных домиков, окруженных фруктовыми садами, с прямыми улицами, распланированными рукой военного инженера, обсаженными стройными тополями, каштанами и белой акацией. Тротуаров, в современном понятии, не было, а вдоль улиц, от-деляя проезжую часть от пешеходных дорожек, журчали арыки, прозрачная вода стекала в них с гор...
Городок был одноэтажный. После нескольких землетрясений было запрещено строить иные здания, кроме одноэтажных самого легкого типа, и единственным двухэтажным зданием был городской музей. Городок просыпался и засыпал по сигналам, доносившимся из крепости. На рассвете и на закате солнца в тихом воздухе слышались звуки трубы, игравшей зорю, и протяжные голоса солдат, певших утреннюю и вечернюю молитвы.
Население городка было невеликим. Всякий желавший надолго обосноваться в Асхабаде просил о предоставлении ему земельного участка, выдававшегося из числа нарезаемых в направлении селения Кеши, и обычно получал также ссуду на постройку».

Василий Янчевецкий был «допущен к исправлению должности младшего чиновника особых поручений при начальнике Закаспийской области», «с утверждением в чине губернского секретаря». Он также был «смотрителем колодцев в песчаных степях», что дало ему возможность объездить весь этот край. Так началась среднеазиатская одиссея будущего известного русского писателя – исторического романиста.
«Приобретя выносливого туркменского жеребца, я на нем совершал трудные, но увлекательные путешествия, – сперва через Каракумские песчаные пустыни в Хиву и Бухару, а затем в Северную Персию, вдоль афганской границы, через Сеистан и Белуджистан, доехав до границ Индии».
Из воспоминаний В. Яна следует, что Закаспий, конечно же, не стал для него тихой гаванью. Поразительная любознательность, страсть к путешествиям, желание глубже постигнуть «загадочный Восток» заставляет его предпринять опасные путешествия за пределы Закаспийской области, нередко сопряженные с риском для жизни. Так, «командированный начальником области к Хивинским владениям для научно-статистических исследований» этот смелый, отважный и благородный человек решает отправиться туда без конвоя, в сопровождении только одного путника – урядника туркменского дивизиона, старого и опытного Шах-Назара Карабекова.
«От большого конвоя прошу меня освободить, – писал он в январе 1903 года генерал-лейтенанту Д. И. Суботичу, – так как следуемых мне прогонных совершенно недостаточно для довольствия большого каравана... будучи опытным в утомительных и опасных путешествиях я не боюсь могущих встретиться препятствий, однако, я не могу взять на себя ответственность за безопасность назначенного неопытного конвоя».
К этому времени чиновник Василий Янчевецкий уже пользовался авторитетом не только у администрации Закаспийской области и Туркестанского края, но и некоторых восточных владык. В 1902 году эмиром Бухарским ему был «пожалован» орден Бухарской золотой звезды III степени. Сам факт награждения этим орденом будущего писателя В. Яна оказался весьма символичным: конечно, восточный деспот «благородной» Бухары, жалуя эту высокую награду молодому русскому чиновнику, не мог даже подозревать, что перед ним человек, который через четыре десятилетия станет известным советским писателем, лауреатом Государственной премии СССР. И не подозревал «гостеприимный» эмир Бухарский, «осчастлививший» чиновника Василия Янчевецкого орденом, что в своих романах о монгольском нашествии писатель В.Ян воссоздаст трагические события того периода, происходившие в древней Бухаре, и придаст облику хорезмшаха Мухаммеда его, эмира Бухарского, черты.
Путешествие Василия Янчевецкого в марте 1903 года к «хивинским владениям» прошло успешно: преодолев пустыню, они с Шах-Назаром достигли Хивы, осмотрели древний город, еще живший по законам средневековья, были «допущены» к владыке Хивинского ханства и его наследнику. Впоследствии писатель В. Ян не раз будет подчеркивать важность того «жизненного материала», который дали ему «одни из последних оплотов средневековья в ХХ столетии» – Бухара и Хива.
Но бесстрашный путешественник по Средней Азии мечтал о большем. Его влекут Персия, Афганистан, Индия. И военный Министр России генерал А.Н.Куропаткин (бывший начальник Закаспийской области) в ответ на хода-тайства начальника Закаспийской области генерала Д. И. Суботича и Турке-станского генерал-губернатора Н. А. Иванова дает согласие на это путешествие. В декабре 1902 года из Петербурга в Асхабад от него поступает такая телеграмма: «На поездку на свой страх Янчевецкого согласен».

Однако обстоятельства, в том числе и назначение новым начальником За-каспийской области генерала Уссаковского, отодвинули почти на год осуществление смелых планов чиновника Янчевецкого и видоизменили их. Только в августе 1903 года Василий Янчевецкий принял решение – совершить совместно с Эл. Хэнтингтоном, членом прибывшей в Асхабад американской геологической экспедиции Помпелли, научное путешествие в Персию, и уже оттуда (это облегчало его задачу) попытаться проникнуть в Афганистан вблизи Сеистана. Начатое в ноябре 1903 года из Серахса, путешествие по Северо-Восточной Персии продолжалось более трех месяцев.
Путешественники продвигались по следам древних погибших цивилизаций и нашествий великих завоевателей – Александра Македонского, Чингиз-хана, Тимура. Но дойдя до границ Индии, экспедиция не смогла проникнуть в эту загадочную страну: не пустили англичане. Не удался и замысел попасть из Персии в Афганистан. Янчевецкий и его спутники проехали лишь вдоль персидско-афганской границы. В воспоминаниях В. Яна можно встретить много интересных сведений об этой экспедиции.
«... пересекая восточный угол великой персидской соляной пустыни Деште-Лут, что значит «Лютая пустыня», я был поражен обилием развалин селений и городов. В них не было ни одного жителя. Изредка только попадались кочевья арабов и белуджей, черные шерстяные шатры, похожие на распластанные крылья летучих мышей. По склонам пустынных гор паслись стада баранов и коз». «Однажды вечером, во время остановки, задумчивый седобородый пастух, опираясь на длинный посох,... так объяснял мне причину множества развалин:
– Ты не думай, ференги, что всегда у нас было так пусто и печально. Раньше наша страна была богатой и многолюдной. С гор в ущелья стекали чистые холодные ручьи, орошая посевы и сады счастливых мирных жителей, процветали ремесла искусных мастеров... Но через эти земли прошли ненасытные жадные завоеватели и все залили кровью убитых мирных скотоводов и землепашцев. От горя и ужаса, напитанная кровью земля, сморщилась и высохла. От пролитых слез вдовиц и детей она стала соленой...»
В марте 1904 года, после возвращения в Асхабад, Василий Янчевецкий написал отчет по итогам экспедиции, представленный в штаб Туркестанского военного округа.
И вновь обратимся к воспоминаниям писателя:
«Тогда же зародилась впервые идея написать повести о монгольском урагане, пронесшемся над Азией, нашей Русью и Европой и грозившем гибелью всей мировой культуре... и о более древнем периоде – вторжении в Персию и Индию Искандера Двурогого (Александра Македонского)».

В 1932 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла повесть В. Яна «Огни на курганах». В отличие от исторической традиции – в течение двух тысячелетий имя Александра Македонского «окружалось всевозможными легендами и ореолом необычайного величия и благородства» – писатель показывает его впервые таким, «каким он был в действительности – разрушителем городов, истребителем мирного населения целых районов».
Идею романа «Чингиз-хан» (опубликован в 1939 году, в 1941 – «Батый», в 1955, через год после смерти писателя, – «К последнему морю») В. Ян предложил «Молодой гвардии» 15 августа 1934 года, а уже 20 августа, подписав договор с издательством, он «связался с великим потрясателем Азии на много лет...»
Конечно, не просто было создать образ «гениального неграмотного дикаря, не умевшего подписать свое имя, создателя величайшей кочевой империи от Тихого Океана до берегов Днепра, прикладывавшего к письмам и документам золотую печать, на которой стояло «Бог на небе. Ха-хан – могущество божье на земле. Печать владыки человечества». Не обошлось без мистики, как признается сам В.Ян «... я увидел Чингиз-хана во сне. Мне приснилось, что он сидит при входе в свою юрту богатого кочевника, разукрашенную коврами и пестрыми дорожками. Он сидел на левой пятке, руками схватив правое колено. Пригласил меня сесть рядом и мы стали беседовать. Неожиданно он предложил мне с ним побороться.
– Ты же меня сильнее?
– А мы попробуем, – ответил он спокойно.
Мы начали бороться в «обнимку», по-русски, переступая с ноги на ногу. И вдруг я почувствовал, что он могучими объятьями начинает гнуть мне спину и сейчас переломит хребет. «Что делать? Как спастись? – подумал я во сне. – Ведь сейчас будет мой конец, смерть, темнота?».
Но счастливая мысль осенила меня: «Я перехитрю его. Ведь это только сон и мне нужно как можно скорее проснуться». Я сделал усилие и проснулся.
С этой минуты образ Чингиз-хана стал для меня живым. Тогда же я начал писать сонет, но у меня вышли только четыре первых строчки:
Вчера во сне я видел Чингиз-хана:
Он мне хотел переломить хребет...
Но такова уж, видно, доля Яна:
Я все живу, а Чингиз-хана нет».

Вот уже более полувека, как окончил свой земной путь Василий Григорьевич Янчевецкий – В. Ян, а его книги продолжают волновать сердца миллионов российских читателей, переведены на многие языки мира. И каждый раз, когда мы открываем их – впервые или вновь! – как бы звучит голос писателя:
«Я считаю, что прошлое и настоящее связано крепкими узами, и в великих событиях прошлого можно найти очень много аналогичного и поучительного, которое будет созвучно нынешней эпохе».

Многие из Вас, конечно же читали и любят книги писателя-историка В. Яна (Василия Григорьевича Янчевецкого).
Может быть, у кого-то есть фотографии В.Яна в Асхабаде и Закаспии? Порадуйте нас всех, форумчан, пожалуйста!


Ссылка по теме - повесть В.Яна "Голубые дали Азии":
http://allbest.ru/library/texts/ist/yan7/book.html

Николай Головкин,
член Союза писателей России

Приветствую Вас, уважаемый Николай! Не родственник ли вы А.В. Головкина?

Сан Саныч пишет:

Приветствую Вас, уважаемый Николай! Не родственник ли вы А.В. Головкина?

И я приветствую Вас, уважаемый Сан Саныч!
Я - средний сын Алексея Владимировича.
С 1996 года живу в Москве.
Мой отец (1918, Москва - 1992, Ашхабад) - начальник Главного Архивного управления при Совете Министров Туркменистана, почетный гражданин города Ашхабада - приехал сюда в командировку после ашхабадского землетрясения 1948 года на год. А остался на всю жизнь.
Папа нашел в Туркменистане интересное дело.
А еще он встретил нашу маму, дочь москвича, её в Туркменистане тоже хорошо знают. Это - профессор-языковед Евгения Николаевна Ершова.
Буду благодарен всем, кто поделится своими воспоминаниями о встречах и совместной работе с моими родителями.

Николай Головкин,
член Союза писателей России

С Вашим батюшкой я познакомился в конце 70-х годов. Мне тогда нужны были кое-какие пленки из фотофоноархива и я обратился к Алексею Владимировичу за содействием. Обратил внимание на то, что обстановка в Архивном Управлении была какая-то теплая и домашняя, об Алексее Владимировиче все говорили с большим уважением, какой-то лаской в голосе. Хоть это знакомство было очень краткое и деловое, но мне запомнился его какой-то "старорежимный" вид, он был какой-то "несоветский", как будто из дореволюционных времен. Я тогда подумал про себя, что наверное так и должен выглядеть настоящий историк, который живет в иных эпохах. Алексей Владимирович быстро подписал мне допуск и потом я уже просто здоровался с ним в коридорах архива, не было оказии поообщаться. Вы продолжили дело отца? Тоже историк?

Я порылся в своих запасниках и нашел воспоминания Туган-Барановского об экспедиции Ломакина 1879 года (неудачной). В ней есть глава, в которой он описывает туркменские нравы и обычаи.

А. Туган-Мирза-Барановский
Русские в Ахал-Теке
Глава 10.

Глава Х.
Домашний быт. — Положение женщины. — Амазонки. — Наружность текинцев. — Пища. — Курение табаку: ер-чилима. — Развлечения. — Заключение браков: торг; ценность невест; брачный обряд. — Развод. — Похороны. — Кладбища. — Имущество движимое и недвижимое. — Текинские лошади. — Характеристика текинцев.
Домашний быт текинцев, устроен вполне первобытно. Муж является полновластным, ни от кого независимым хозяином и имеет даже право жизни и смерти над остальными членами семьи. Как и всюду на Востоке, положение женщины крайне печально; она является вполне безгласным и покорным существом, на которое возлагаются все трудные работы: она пашет землю, пасет стада, разбивает и складывает кибитки, исполняет все работы по хозяйству и т. п. Тем не менее у текинцев, как и у других туркменских племен, женщина пользуется большей свободой чем в Турции, Персии или на Кавказе; лица почти никогда не закрывает, не ведет замкнутого образа жизни и, даже, в исключительных случаях, может занять общественное положение и приобресть власть и влияние на дела аула или рода. Некоторые женщины, более энергичные, принимают участие в набегах наравне с мущинами и превосходно владеют оружием. Привыкнув с детства к верховой езде, развив мускулы непрестанной работой, они иногда не уступают в силе и ловкости любому воину и джигиту. Степная амазонка, с шашкой с боку, целым арсеналом за поясом, ружьем [74] с рогатиной за плечом и длинной пикой в руках, мчась на лихом коне, представляет оригинальное и восхитительное зрелище. Бывают случаи, что амазонка, отличившаяся во многих схватках с неприятелем, приобретает такое уважение и влияние, что ее выбирают старшиной или аксакалом. Подобные амазонки встречаются и у других племен.

Тип текинцев своеобразен, но они вовсе не так безобразны, каковыми их представили в иллюстрированных журналах, которые мне приходилось видеть; напротив того, они довольно красивы. Текинское племя, делая испокон веку постоянные набеги на Персию, уводило с собой множество персиянок, которых частью делали женами, частью наложницами; вследствие этого племя это в настоящее время представляет смесь туркменского типа с персидским. Текинцы все большого роста, превосходно сложены, с сильно развитыми мускулами, смуглые лица имеют правильное очертание и окаймлены (у большинства) остроконечной бородой и усами; отверстия глаз довольно широки; почти у всех цвет волос черный, как смоль. Женатые бреют всю голову, холостые же оставляют на затылке две пряди волос. Что касается женщин, то они также велики ростом, обладают роскошными формами и довольно приятными чертами лица; у них и глаза шире и скулы не так сильно выдаются, как у туркменок других племен, и хотя большинство из них по нашим понятиям некрасивы, но изредка встречаются и между ними красавицы.

Одежда у текинцев та же, что и у других туркменских племен. Костюм мужчин состоит из шерстяного цветного халата, перепоясываемого широким кушаком, за который засовывают один или два курковые пистолета (кремневые встречаются реже) и кинжал; далее — широкие шаровары из грубого полотна, большей частью синего цвета; на ногах кожаные остроконечные туфли, надеваемые на босо. Головной убор состоит из ермолки, расшитой шелками, а у богатых золотом и серебром, поверх которой одевается черная или [75] белая папаха из бараньей шкуры значительно меньших размеров, чем у туркмен других племен. В торжественных случаях поверх первого халата надевают другой, шелковый цветной (по преимуществу зеленый, малиновый или коричневый). Женский костюм состоит из простого пущенного без талии платья, перепоясанного кушаком; голову оригинально повязывают платком, из под которого выбиваются наружу косы. Праздничная одежда туркменок состоит из шелкового халата, большей частью желтого цвета, роскошно вышитого цветными шелками; он надевается в накидку и имеет позади два фальшивых рукава. Кроме того они носят серебряные ожерелья и серьги, сделанные из кранов (персидская монета = 1 франку) или тонких пластинок со вставленными в них кусками сердалика. Богатые текинки носят рубашки, короткие юпки, одетые поверх широких стянутых внизу шаровар, суконный или шелковый бешмет, незастегивающийся спереди и на голове шелковый белый тюрбан, с длинными, ниспадающими концами; кроме других украшений, они носят еще на руках и ногах толстые серебряные браслеты.

В пище текинцы крайне неприхотливы и довольствуются весьма малым; главным образом ею служат: баранина, арбузы, дыни, крупа джугары, верблюжий и овечий сыр, масло и чуреки (хлеб) из пшеничной муки. Обыкновенную пищу составляет похлебка, приготовляемая следующим образом: в котел наливают воды и варят в ней баранину, затем кладут туда кусок курдючного сала, несколько горстей пшеничной муки, немного соли, и суп готов. Чуреки они пекут в глиняных, особо устроенных печах; если же нет никакого топлива, то его заменяют с успехом кизяки (верблюжий навоз). В последнем случае чуреки приготовляются не совсем аппетитно: собрав достаточное количество сухих кизяков (они по величине и форме напоминают голубиное яйцо), текинец складывает их в кучку и зажигает; кизяки горят почти без пламени. [76]

Затем он тут же на бараньей шкуре смесит довольно круто тесто и, придав ему форму круглой или овальной лепешки (от 1 до 3-х дюймов толщины), зарывает его в горящий навоз и держит, пока оно не испечется. Чуреки, приготовленные в печах, довольно вкусны и мы их предпочитали солдатским сухарям; что же касается чуреков приготовленных вышесказанным образом, то нужно быть сильно голодным, чтобы решиться их есть, так как дым горящих кизяков пропитывает их насквозь и придает крайне неприятный вкус. Как и у всех народов Средней и Малой Азии, у текинцев в большом ходу плов, составляющий одно из любимейших кушаний, а равно и шашлык. Фрукты, как-то: персики, абрикосы, гранаты, виноград и т. п. считаются роскошью, которую могут позволять себе только люди более состоятельные. Текинцы употребляют также кофе и чай, причем первый готовится так же, как и всюду на востоке, второй же варится в котлах. Самоваров они не знают, тогда как у побережных туркмен, приходящих в соприкосновение с русскими, их нередко можно встретить, хотя роскошь эта доступна лишь ханам, аксакалам и более богатым степнякам. Верблюжье кислое молоко, разбавленное водой, составляет один из приятнейших для текинца напитков; вина они не пьют.

Текинцы охотники до курения табаку, плантации которого разводят даже у себя в оазисе. Дома они курят из больших деревянных трубок и из таких же кальянов, простейшей конструкции; за то курение табаку вне его, когда не имеется под рукой ни их, ни других, производится в высшей степени оригинально. В набег текинцу не нужна трубка, она его обременит и составит лишнюю тяжесть, и он берет с собой лишь кисет с табаком, зная что землю он всюду найдет и она заменит ему трубку. Курение без трубки и кальяна производится у них следующим образом: сделав из земли небольшой валик, фута в два длиной, его крепко утрамбовывают руками и поверху [77] проводят пальцем желобок во всю длину его, в который кладут веревку или ремень и, засыпав землей, снова старательно утрамбовывают; после того веревку осторожно выдергивают и на одном конце образовавшейся в валике трубки делают небольшую воронку, которую и наполняют табаком; положив на него уголек и встав на четвереньки, текинец припадает к другому отверстию валика и раскуривает табак; затем наполняет рот водой и, изображая из себя кальян, приступает уже к куренью и не оставляет отверстия, пока у него не помутится в глазах. Эта земляная трубка называется у них — ер-чилим.

Развлечения текинцев не многосложны и ограничиваются песнями, распеваемыми под аккомпанемент двухструнной балалайки или дудки, и охотой с борзыми собаками на лисиц и зайцев.

У текинцев, как магометан существует многоженство, но этим правом, как и повсюду, пользуются только богатые, так как приобретение и одной только жены обходится довольно дорого.

Жену приходится покупать у отца ее. Желающий вступить в брак посылает для переговоров к отцу невесты одного из своих приятелей; если тот согласен принять предложение, то тотчас же объявляет сумму, которую жених должен представить ему за уступку дочери. Жених начинает торговаться и в конце концов обе стороны приходят к соглашению. Цена на невест различна: больше всего они ценятся в возрасте от 13 до 24 лет, причем в расчет принимается и наружность; в этом периоде цена их колеблется от 2,000 до 3,000 кранов; девушки до 13 и от 24 л., а равно и молодые вдовушки ценятся гораздо ниже и стоят от 500 до 1,500 кранов. Женщина 30 л. ценится не боле 500 кранов, а за 40 летнюю дают верблюда или просто даром берут. По установлении цены, приступают немедленно к заключению брака; родственники, друзья и знакомые собираются у отца жениха или к нему самому, где [78] устраивается большое угощение, для которого закалывается один или несколько баранов. После того является мулла, читает краткую молитву из корана и объявляет о вступлении в брак такого-то с такой-то. По прочтении этой молитвы брак считается совершившимся. Молодую отдают мужу и он уводит ее к себе в кибитку. По прошествии 11 дней, родственники жены являются к нему и уводят ее обратно к родителям, где она и остается до тех пор, пока муж не внесет за нее полностью всей суммы. Выплата денег за жену большей частью производится по частям и иногда тянется несколько лет. После сведения всех счетов с отцом жены, ее возвращают мужу. Нередко текинец, проведя с молодой 11 дней, не вносит причитающихся с него денег по той или другой причине, в таких случаях родители жены принуждают его дать ей развод.

Согласия девушки на вступление в брак, разумеется, не спрашивает никто, ее просто отец продает, как животное. Что касается развода, то он совершается беспрепятственно и зависит вполне от воли мужа. Текинцы женятся вообще не только на девушках своего племени, но и на женщинах, принадлежащих к другим племенам и, нередко даже, вступают в брак с пленными персиянками.

От женитьбы перейду к похоронам. Лишь только кто нибудь скончается, тело его тотчас же несут из аула на особый курган, называемый юнвусха, стоящий всегда в некотором отдалении от жилья, и тут тщательно обмывают его и укутывают в белый саван из грубого холста; платье же покойного зарывают на кургане, вследствие чего последний постоянно увеличивается. После того тело, сопровождаемое родными, знакомыми и плакальщицами, относят прямо на кладбище и опускают в могилу. Могилы роют довольно глубокие, причем труп не зарывают, а покрывают досками, так, что он лежит как бы в склепе; поверх досок насыпают землю и делают небольшой курганчик. Надгробными памятниками служат грубо высеченные камни с [79] краткими надписями; цветные глиняные кувшины, рога животных, или просто шесты с тряпками; нередко же, для более легкого отличия могилы от других окружающих ее, ставят вместо памятника какой нибудь крупный предмет, принадлежавший покойнику. Текинские кладбища находятся вдали от аулов, почти на границе оазиса с песчаной Каракумской пустыней; на них одинаково хоронят мущин и женщин и исключение составляют лишь шеиты, т.е. погибшие при защите родного аула от неприятелей. Шеиты у всех туркменских племен почитаются наравне со святыми и их хоронят всегда на месте смерти, хотя бы это было посреди аула; могилы павших в бою украшаются на общественный счет каменьями и кувшинами и тщательно оберегаются.

Имущество каждого текинца заключается в поле, которое он обрабатывает, сакле или кибитке, стадах верблюдов (одногорбых), баранов и рогатого скота, лошадях и домашнем скарбе. Вся земля, которую он обрабатывает, огородит ее валом и оросит, считается его собственностью и никто не думает оспаривать ее у него. Что касается стад, то встречаются богачи, которые имеют по несколько сот верблюдов и по тысяче и по две баранов; таких конечно не много. У некоторых водятся большие табуны особой породы лошадей, высоко ценимых не только в Ахале, но и во всей Туркмении, Хиве, Бухаре и Персии; порода эта называется текинской и ее не следует смешивать с туркменской. Лошади эти чрезвычайно красивы и по наружному виду сильно напоминают английских скаковых лошадей. У них тонкие высокие ноги, тонкое туловище, такая же длинная шея, небольшая голова и гладкая, атласная кожа; гривы и хвосты им обстригают совсем коротко, холку же отращивают. Лошади эти чрезвычайно неприхотливы и выносливы; главной и почти единственной пищей им служит саман (мелко изрубленная солома). Они знают лишь два аллюра — шаг и галоп. Это замечательные скакуны, но их особенность состоит в том; что они никогда не берут с места.[80]

Текинской лошади нужно разойтись; сперва она поскачет тяжелым, медленным галопом, который делается все шибче и шибче и наконец она мчится, как вихрь. Но лошади этой породы водятся лишь у зажиточных текинцев, у большинства же из них, а равно и у остальных туркменских племен, имеются, так называемые, туркменские лошади; эта порода сильно напоминает кавказских лошадей, — они также, как и последние, невелики ростом, выносливы и все — иноходцы.

В заключение несколько слов о характеристических чертах текинцев: текинец от природы недоверчив, подозрителен и осторожен, особенно с людьми мало знакомыми ему. Не будучи фанатиком, он тем не менее относится к смерти с полнейшим презреньем и смело идет ей на встречу. Не дорожа собственной жизнью, он еще менее ценит жизнь врага; если оказывается возможным захваченного неприятеля довести до родного аула, он его берет, в противном случае убивает без пощады, не обращая внимания ни на пол, ни на возраст. Будучи жесток с себе подобными, он с особенной нежностью относится к животным и никогда рука его не подымется, чтобы убить хотя бы неприятельское животное, которое он не в состоянии захватить с собой; если ему случится где либо в степи встретить у колодца заблудившегося иди брошенного верблюда или барана, немогущего добраться до воды, он тотчас же поспешит напоить его; «человек, говорят они, должен любить животных, потому что они кормят его». Текинец, будучи превосходным наездником и в совершенстве владея оружием, сам беззаветно храбр и почитает храбрость даже в врагах своих. Всякий из них относится с глубоким уважением к русским за их неустрашимость и настолько же презирает персов за трусость. Дикий сын Ахала не знает, что такое кража. Грабя в набегах окружающие племена и народности, он никогда не возьмет ни малейшей вещицы у своего соседа, не украдет у него барана или дыни, хотя бы был уверен в безнаказанности своего поступка. Каждый [81] из них, отлучаясь из дому, оставляет без присмотру свое имущество в полной уверенности, что вернувшись он найдет все в целости и невредимости; он знает, что в случае неожиданного нападения врага, соседи вместе с своим имуществом спасут и его собственное. Они не имеют понятия о замках, ключах и задвижках и не нуждаются в них. Кража считается у них более тяжким преступлением чем убийство. Всякий текинец, дав слово, никогда не нарушит его, хотя бы это стоило ему жизни или свободы. Вообще текинцы обладают большими способностями, чрезвычайно предприимчивы и горячо любят свою родину.

С этим врагом нам предстояло сразиться; но тогда, выступая из Бендесена, мы имели самое смутное представление о нем, о его качествах, силе и стойкости.

Сан Саныч пишет:

С Вашим батюшкой я познакомился в конце 70-х годов. Мне тогда нужны были кое-какие пленки из фотофоноархива и я обратился к Алексею Владимировичу за содействием. Обратил внимание на то, что обстановка в Архивном Управлении была какая-то теплая и домашняя, об Алексее Владимировиче все говорили с большим уважением, какой-то лаской в голосе. Хоть это знакомство было очень краткое и деловое, но мне запомнился его какой-то "старорежимный" вид, он был какой-то "несоветский", как будто из дореволюционных времен. Я тогда подумал про себя, что наверное так и должен выглядеть настоящий историк, который живет в иных эпохах. Алексей Владимирович быстро подписал мне допуск и потом я уже просто здоровался с ним в коридорах архива, не было оказии поообщаться. Вы продолжили дело отца? Тоже историк?

Спасибо сердечное за Ваши теплые воспоминания, Сан Саныч!
Дело отца я продолжаю лишь в той степени, что стараюсь сохранить добрую память о нём.
Я считаю, что те духовные традиции, на которых воспитывались мои родители, которые я постоянно ощущал в нашей семье, должны продолжаться и развиваться сегодня.
Я родился в Ашхабаде в 1954 году. По образованию - филолог. В 1977 году окончил факультет русской филологии Туркменского госуниверситета, на котором почти 60 лет преподавала моя мама.
Еще в школе стал заниматься журналистикой. В следующем году юбилей - 40 лет в профессии.
Публицист, член Союза писателей России (как я уже указывал). Автор трех книг. Пишу на темы Православия, культуры, истории.
Вот ссылка на мою авторскую страничку на сайте Сретенского монастыря:
http://www.pravoslavie.ru/cgi-bin/autors.cgi?item=040309155137
Во второй моей книге "Свет в конце тоннеля, Москва, 1999" есть и очерк- воспоминание о папе. Предлагаю этот очерк частями (он велик по объему) вниманию читателей форума.

Перенесено в раздел "Туркменистан советского периода" по просьбе автора".
Админ

Замечательный человек наверное был Ваш папа, если у него такой сын, который чтит его память. А можно спросить, что означает икона, которую Вы выбрали как свой образ?

Golden Rose пишет:

Замечательный человек наверное был Ваш папа, если у него такой сын, который чтит его память. А можно спросить, что означает икона, которую Вы выбрали как свой образ?

Спасибо!
Икона Святителя Николая - это не мой образ, а мой Небесный покровитель.
Святого Николая Чудотворца, как известно, почитают во всем мире. Он всем помогал и помогает.
Кстати, вот ссылка на петербургскую газету "Правило веры" о современных чудотворениях Святителя Николая:
http://piter.orthodoxy.ru/
Заглянул на форум. Мне здесь понравилось. Вот я и подумал: пусть здесь, с нами, будет моя любимая икона. Пусть всегда будет доброжелательное и интересное общение.

Я очень рада, что теперь мы можем общаться с таким многоуважаемым человеком как Вы, Николай Алексеевич. Я не так давно приняла Святое Крещение и прошу Вас открыть тему о православных святынях и их почитании не только в Туркмении, но и в других странах мира. Здесь на форуме есть отдельный раздел про религию.

У меня большая просьба к членам форума общаться на другие темы в соответствующем разделе. Если это просто обмен личной информацией, желательно пройти в "Болтовню и легкий флирт" в раздел "Давайте познакомимся".

Удалено Админом за использование нецензурной брани в адрес Аэлиты.

Leo пишет:

Удалено Админом за использование нецензурной брани в адрес Аэлиты.

Обращаюсь к Админу: баньте его сразу и без жалости!

Валерий пишет:

Leo пишет:

Удалено Админом за использование нецензурной брани в адрес Аэлиты.

Обращаюсь к Админу: баньте его сразу и без жалости!

Более двухсот лет назад великий классик туркменской поэзии Махтумкули писал:

Здесь братство - обычай, и дружба - закон...

Николай ГОЛОВКИН пишет:

Валерий пишет:

Leo пишет:

Удалено Админом за использование нецензурной брани в адрес Аэлиты.

Обращаюсь к Админу: баньте его сразу и без жалости!

Более двухсот лет назад великий классик туркменской поэзии Махтумкули писал:

Здесь братство - обычай, и дружба - закон...

Из-за этого "брата" нам пришлось на другой форум уходить.

Валерий пишет:

Николай ГОЛОВКИН пишет:

Валерий пишет:

Leo пишет:

Удалено Админом за использование нецензурной брани в адрес Аэлиты.

Обращаюсь к Админу: баньте его сразу и без жалости!

Более двухсот лет назад великий классик туркменской поэзии Махтумкули писал:

Здесь братство - обычай, и дружба - закон...

Из-за этого "брата" нам пришлось на другой форум уходить.

Но мы отвлеклись от темы. Давайте поговорим о великих людях, которые прославили Закаспийскую область - Туркменистан.
Можно, например, поговорить об академике Николае Ивановиче Вавилове.
Первые исследовательские работы будущего великого ученого в Закаспии начались еще до октябрьского переворота.
Потом Николай Иванович назовет горы Копет-Дага - одним из пяти важнейших мировых центров происхождения культурных растений.
В Кара-Кала, родных местах Махтумкули, будет организована Туркменская опытная станция Всесоюзного института растениеводства.
Или можно вспомнить о деятельности профессора Самойловича, преподававшего в 1902 году туркменский язык в Петербургском университете, одного из видных специалистов по туркменской литературе.

Вот как выглядели туркмены "туземной конной милиции":

Gunesh пишет:

Вот как выглядели туркмены "туземной конной милиции":

Спасибо. Очень хорошая фотография.
А кроме фотографии есть ли у Вас какие-то материалы на данную тему?
Расскажите, пожалуйста, если что-то знаете об этом.

В конной туземной милиции Закаспия были и дагестанцы, к примеру лезгины.

Muslim пишет:

В конной туземной милиции Закаспия были и дагестанцы, к примеру лезгины.

Расскажите, пожалуйста, об этом. Был ли среди них кто-то из Ваших предков?

А вот Герб Закаспийской области Российской империи




Утвержден 31 января 1890 г. Описание герба: "В лазуревом щите с золотой оконечностью серебряный тигр, без костей, с червленными глазами и языком, держащий в правой лапе золотой лук с таковой же порванной тетивою. Щит увенчан древнею Царскою короною и окружен золотыми дубовыми листьями, соединенными Александровскою лентою".

Закаспийская область была образована в 1881 г. из Закаспийского отдела Кавказского военного округа в составе Ахалтекинского, Красноводского и Мангышлакского уездов. Центр - город Асхабад. В 1884 г. к Закаспийской области были присоединены Мервский и Тедженский оазисы, в 1885 году - Пендинский. В 1887 г. установлена граница Закаспийской области с Афганистаном. Территория Закаспийской области окончательно оформилась к 1890 году (уезды: Асхабадский, Красноводский, Мангышлакский, Мервский, Тедженский. С 1890 г. Закаспийская область находилась в непосредственном ведении Военного министерства, с 1897 года - в составе Туркестанского края.

http://heraldry.hobby.ru/gub1/zkobl.html