Туркменистан в годы Великой Отечественной войны

ТОЧКА ОТСЧЕТА – ЛЕНИНГРАД
Май 2006 N5(14)/, www.turkmenistaninfo.ru/

На Аллее героев встретились ашхабадские защитники города на Неве и бывшая блокадница…

Война — это не только история сражений, это еще и география фронтовых дорог. Для одних они были длинными, для других короткими, но сколько бы их ни осталось за плечами бывших фронтовиков, у каждого старого солдата есть в его военной судьбе один, самый трудный бой и та единственная точка на карте, которая и по сей день, спустя шесть десятилетий, не дает покоя, оставшись навсегда в памяти и в сердце. Для кого-то это Брестская крепость, для кого-то Курская дуга, Сталинград, Варшава, Будапешт. Для многих ветеранов такой своеобразной точкой отсчета стала оборона Ленинграда.

Можно без преувеличения сказать, что не было во время Великой Отечественной войны такого фронта, такой армии, где бы не сражались воины-туркменистанцы. Немало их полегло на полях сражений от Северного Кавказа до Германии. Немало их осталось лежать на берегах Невы, а те, кому посчастливилось выжить, до сих пор вспоминают о тех днях и ночах с особым волнением. И с особой гордостью носят ветераны одну из самых дорогих наград — медаль «За оборону Ленинграда».
Накануне Дня Победы на одной из самых красивых в Ашхабаде городских аллей, у памятника воинам-туркменистанцам, павшим в годы Великой Отечественной войны, встретились участники тех драматических событий. С ними побеседовал наш корреспондент.

Первый день войны застал Хабиба Мамедьярова в литовском городе Шауляй, где парень из Ашхабада проходил срочную службу в одной из частей Прибалтийского военного округа. Поднятый по тревоге личный состав части сразу же ощутил на себе мощные удары вражеской артиллерии и авиации. Начались тяжелые бои, отступление под натиском превосходящих сил противника, угроза окружения, первые потери товарищей. Почти месяц Восьмая армия Особой Прибалтийской дивизии Северного, а позднее Ленинградского фронта держала оборону под Псковом и Новгородом. Затем начались бои под Ленинградом, который уже попал в кольцо блокады. Двадцать пять километров отделяли бойцов от города на Неве.

— Обстрел наших позиций фашистской артиллерией, бомбежки с воздуха продолжались непрерывно, в день по нескольку раз, — вспоминает Хабиб ага. — Конечно, нелегко было всё это выдержать, но мы вцепились в эту землю намертво. Был приказ: Ленинград нельзя сдать врагу ни при каких условиях. Но дело даже не в приказе, а в том, что мы знали, в каких неимоверно тяжелых условиях оказались запертые в городе ленинградцы, которым приходилось не легче нашего, и понимали: оставить их — значит предать. Вместе с нами сражались и балтийские моряки. Я и сейчас слышу, как они кричат «Полундра!», бросаясь в атаку. Я тогда не понимал смысла этого слова, привыкнув к боевому кличу «Ура!», но та ярость, с какой они его произносили, не предвещала врагу ничего хорошего.

Почти год Хабиб Мамедьяров участвовал в защите города. Последним его боем стало сражение в конце 1942 года под Стрельней, где он получил тяжелое ранение в голову. Более семи месяцев врачи ленинградского госпиталя имени Бехтерева боролись за жизнь молодого солдата и, поставив кое-как на ноги, вместе с другими ранеными фронтовиками по легендарной «Дороге жизни» вывезли на Большую землю. Едва залечив раны, Хабиб стал предпринимать попытки вернуться на фронт, к боевым друзьям. Но они ни к чему не привели. В его военном билете стоял вынесенный врачами «приговор» — полная непригодность к военной службе.

ТОЧКА ОТСЧЕТА – ЛЕНИНГРАД
Май 2006 N5(14)/, www.turkmenistaninfo.ru/

(продолжение)

Вернувшись в Ашхабад, Хабиб Мамедьяров пришел в Государственный театр оперы и балета имени Махтумкули, в котором еще до войны пробовал свои силы как певец. Более сорока лет он отдал служению опере, став одним из зачинателей оперного искусства, заслуженным артистом Туркменистана. К десяти медалям за ратные подвиги прибавилась и награда за труд — орден Трудового Красного Знамени.

— Вскоре после войны меня через адресное бюро нашел мой однополчанин Юрий Фаустов. Он восстанавливал разрушенный город да так и остался в нем жить. Многие годы мы переписывались. Когда Юры не стало, переписку продолжил его сын. В 1994 году по приглашению руководства Ленинградской области я еще раз побывал в Ленинграде вместе с моим земляком Константином Федоровичем Коршуновым, чтобы принять участие в торжествах по случаю 50-летнего юбилея снятия блокады. Никогда не забуду неподдельные радушие и сердечность, с которыми нас принимали жители города.

Для другого ашхабадца — Байрама Аннабердыева путь на Волховский фронт начался от Оренбурга, где в середине 1942 года необстрелянный новобранец вместе с другими курсантами проходил ускоренный курс молодого бойца.

— «Практики» ждать пришлось недолго, — говорит Байрам ага. — Вскоре нас привезли в Москву, где формировалась воинская часть, погрузили в поезд, и состав двинулся в сторону Ленинграда. Первая встреча с фашистами произошла уже под Москвой — эшелон стала бомбить немецк

ая авиация. Мы повыпрыгивали из вагонов и залегли на обочине. Когда самолеты улетели и мы вернулись к поезду, то увидели, что половина состава уничтожена, а на земле лежат убитые и раненые. Это были первые потери. Никогда не забуду то горькое сознание бессилия оттого, что тебе нечем ответить врагу. С остатком колонны добрались до линии фронта. Неподалеку от Невы мы и встретились лицом к лицу с гитлеровцами.

В январе-феврале 1943 года развернулись ожесточенные бои на жизненно важном в стратегическом отношении участке фронта — Синявинских высотах, удерживаемых противником. Синявинская операция была подготовлена командованием как упреждающий удар по врагу, который готовился штурмовать Ленинград. Потери наших войск, стремившихся во что бы то ни стало разгромить группировку противника и прорвать блокаду Ленинграда, были огромными. В одном из сражений связист Байрам Аннабердыев был ранен в ногу. В ленинградском госпитале ему сделали операцию. Ногу спасли, но в строй вернуться он уже больше не мог.

— Повоевать мне довелось недолго, о чем я очень сожалею, ведь все мы тогда рвались в бой, — говорит ветеран, — но на всю жизнь мне запомнилось крепкое фронтовое братство, мужество и бесстрашие моих боевых товарищей. О них напоминает единственная и самая дорогая для меня награда — медаль «За оборону Ленинграда».

Фронтовые судьбы схожи у всех ветеранов — у Ашота Гянджумовича Хачатурова, Виктора Степановича Мазаева и других оставшихся в живых участников обороны Ленинграда. Есть что вспомнить и бывшему гвардии сержанту 26-го отдельного саперного батальона Константину Федоровичу Коршунову:

— На Ленинградский фронт я попал в начале 1943 года, в самый разгар сражений за город на Неве. Ленинградский и Волховский фронты с честью выполнили свою задачу, и блокада частично была прорвана. Ставка Верховного Главно- командования поставила новую задачу: войскам Ленинградского, Волховского и Прибалтийского фронтов разгромить группу армий «Север», окончательно снять блокаду с Ленинграда, изгнать врага из пределов Ленинградской области и создать необходимые условия для освобождения Прибалтики. Наша 2-я ударная армия начала наступление с Пулковских высот. Бои были ожесточенные. Лишь на третий день наступления нам удалось прорвать главную полосу вражеской обороны. В январе 1944 года блокада была полностью снята. Но бои продолжались. С особой интенсивностью они развернулись в районе Выборга, где немцы частично восстановили линию Маннергейма и дополнили её еще двумя рубежами обороны. В начале февраля 1944 года войска вышли к реке Нарва, на западном берегу которой противник подготовил сильно укрепленный оборонительный рубеж «Пантера».

Деревянный мост через реку был взорван, времени на восстановление не оставалось. Нарва в этом месте не замерзла, течение быстрое. Решено было с ходу форсировать реку на подручных средствах. В деревне нашли рыбацкие лодки, доски, смолу. Лодки отремонтировали, а из досок сколотили плоты. В ночь с 3 на 4 февраля начали переправу. Посадили в лодки пехоту, саперы сели на весла и поплыли к другому берегу. При подходе лодки были обнаружены противником. Немцы начали обстрел, но большого ущерба он не принес. За ночь саперы сделали несколько рейсов. Вскоре взамен выбывших из строя плавсредств были доставлены надувные лодки, и опять началась переправа. И снова она проходила под вражеским огнем. Во время очередного рейса, когда Костя Коршунов возвращался к своему берегу, лодку пробили две разрывные пули. Лодка затонула, а сам солдат, получив осколочные ранения в голову и в ногу, все же сумел добраться до своих. Мужество и отвага, проявленные сержантом Коршуновым при форсировании реки Нарва, были отмечены командованием: к медали «За боевые заслуги» и ордену Отечественной войны I степени прибавился орден Красной Звезды.

Несколько месяцев Константин Федорович провел в ленинградском эвакогоспитале. Подлечившись, он был зачислен курсантом Ленинградского Краснознаменного военно-инженерного училища. В сентябре 1945 года стал участником парада войск, оборонявших город на Неве и теперь прошедших по нему торжественным строем. В послевоенные годы фронтовик долго работал в советских органах, возглавлял Ашхабадский городской Совет ветеранов войны.

— Я благодарен судьбе за то, что в годы Великой Отечественной войны мне довелось защищать чудесный город на Неве. В моей душе живет чувство глубокого уважения к Ленинграду и ленинградцам, живым и павшим, которые в условиях фашистской блокады отстояли город и одержали победу над врагом. Из всех моих наград самая дорогая для меня — медаль «За оборону Ленинграда». Это бесценная память о всём пережитом в те далекие, но незабываемые годы.

Велик подвиг воинов Ленинградского и Волховского фронтов, моряков Балтийского флота, партизан области. Но их сила была в нерасторжимом единстве со всем населением осажденной крепости. Лениградцы тоже отчаянно сражались за свой город. Находясь в блокаде, терпя страшные лишения — голод, холод, смерть родных и близких людей, — они не сдались, выстояли и победили.

900 блокадных дней и ночей довелось пережить Татьяне Петровне Лукьяновой.
— Мне еще не исполнилось семи лет, когда началась война и на Ленинград посыпались первые бомбы, — говорит Татьяна Петровна. — Сначала фашисты бомбили окраины города, потом стали подбираться к центру. Папа целыми днями был занят на разборах завалов разбитых домов, мама работала вагоновожатой трамвая на пригородном маршруте, приходила домой поздно, и мы, дети, были предоставлены самим себе — старший брат, младшая сестренка и я. Постепенно стали кончаться продукты и появились карточки. Рабочие получали по карточкам 800 граммов хлеба в день, служащие — 600, дети — по 400 граммов. Ближе к зиме, когда началась блокада, эта норма сократилась до 125 граммов. Иногда мама приносила домой немного капусты и мороженой картошки, которые она собирала на разбомбленных дачных участках, мы варили их в подсоленной воде и ели. А на трамвае мама перевозила уже не пассажиров, а раненых и убитых. Зимой 1942 года, когда начался очередной артобстрел, мы с братом — ему было двенадцать лет — выбежали на улицу, чтобы укрыться в бомбоубежище. Мама замешкалась, собирая мою трехлетнюю сестренку. В это время снаряд угодил прямо в наш дом. Рухнули стены. Второй снаряд разорвался неподалеку от нас. Я почувствовала сильный удар в голову и потеряла сознание. Очнулась в госпитале с забинтованной головой. Оказывается, осколок снаряда, как бритвой, снес часть черепной кости. Рядом были мама и брат. Брат не пострадал, маму ранило, а вот сестренка погибла. Вскоре брата отправили к бабушке, а мама осталась со мной. В госпитале мы провели около года — рана заживала медленно. Здесь мама научила меня читать, писать, считать. Брат несколько раз навещал нас, потом перестал приходить. Позже мы узнали, что он пропал без вести. Приходил и отец. Однажды принес мне куклу. Больше мы его не видели. Когда нас выписали из госпиталя, мама стала разыскивать отца, но люди сказали, что он умер от дистрофии и похоронен в братской могиле. Так мы и остались с мамой вдвоем. В госпитале нас кормили, а вот потом... Нас поселили в какой-то дом на Елагином острове, и я ходила по окрестным дворам, собирала лебеду. Мама её обваривала, добавляла олифу и делала котлеты из лебеды. Есть её было невозможно, но ничего другого не было. Я нашла солдатскую каску и надевала её на все еще забинтованную голову — боялась, что снаряд снова может попасть в меня. Так мы прожили до самого конца блокады. Когда на Ладоге была открыта «Дорога жизни», нас переправили на другую сторону озера. Пароход, на котором мы шли, тянул за собой три баржи с эвакуированными. Во время налета немецкой авиации две из них были разбиты и утонули. На той стороне нас встретили и сразу вручили так называемый микояновский паёк. В нем была банка сгущенного молока, тушенка, два килограмма сухарей и даже плитка шоколада. Мама, увидев всё это, заплакала. Потом нас отправили в глубокий тыл, чтобы мы могли отогреться и подлечиться. Так мы оказались сначала в Ташкенте, затем в Чарджоу и следом в Ашхабаде.

…Коренная ленинградка Татьяна Петровна Лукьянова почти всю жизнь прожила в Туркменистане. В 2003 году российское посольство в Ашхабаде предоставило ей возможность побывать в Санкт-Петербурге. Она ходила по улицам города, в котором родилась, нашла место, где когда-то стоял их дом, попыталась найти могилу отца. Никого из родственников в Питере уже не было, и Татьяна Петровна вернулась домой, в Ашхабад, в город, который стал для неё второй родиной.

Война расколола судьбы бывших солдат Великой Отечественной на две неравные части — на «до» и «после». До войны — короткие годы безмятежного детства, солнечной юности и едва начавшейся молодости, обещавшей столько интересного и радостного. После войны — долгая жизнь, в несколько раз дольше, чем та, довоенная, но не легкая и беззаботная, а отмеченная глубокими шрамами и болью. Раны на теле заживают, раны в душе — никогда. Многие так и не дожили до этого «после» и эта непрожитая жизнь друзей, тех, кто ушел и не вернулся из боя, заставляет фронтовиков прожить две жизни — свою и погибшего друга.

Им всем далеко за 80 — ветеранам минувшей войны. На плечах не только груз прожитых лет, но и всё те же солдатские вещмешки, наполненные неимоверными испытаниями, тяготами фронтовых дорог, горечью утрат родных и близких людей. Но смотришь на старых солдат и невольно испытываешь гордость. Как прямо, по-строевому они стараются держаться, с каким достоинством носят боевые награды!

Они не привыкли сдаваться. Они привыкли побеждать.
Не все из бывших воинов — защитников Ленинграда смогли прийти в тот день на Аллею Героев. Все меньше остается среди нас тех, кто на своих плечах вынес тяготы Великой Отечественной. Вот потому мы так бережно относимся к тем, кому обязаны своей жизнью, миром и свободой. Память... Из неё не вычеркнешь ни боль, ни горе, которые принесла война. Пусть же они останутся только в памяти. Пусть никогда больше не повторится эта трагедия, а людей сплачивают не поля сражений, а общее и искреннее стремление к взаимопониманию, уважению и доверию.

Владимир ЗАРЕМБО